Виктория отвернулась к морю.
– У меня нет никакого желания с вами разговаривать. Не хочу слушать никаких объяснений. Объясняйте все маме, а не мне.
– Но мне все-таки хотелось бы рассказать обо всем тебе, – мягко возразил Виктор. – Не знаю, понравится ли тебе то, что ты услышишь, или нет. Я понимаю твои чувства, понимаю, что тебе обидно и больно, и не прошу ничего, лишь только выслушай меня.
Виктория словно оцепенела, но сердце ее разрывалось от боли. Глядя на эту красивую девушку, которая была его дочерью, Кинсли испытывал смешанные чувства: он гордился ею и был очень огорчен, что причинил ей столько страданий.
В горле встал ком, но Виктор взял себя в руки. Этот разговор один из самых важных в его жизни. От него зависит его дальнейшая судьба.
– Я встретил твою маму двадцать восемь лет назад. В то время большая часть дома стояла закрытой, но Миранда с братом иногда приезжали сюда из Сан-Франциско, чтобы насладиться тишиной и подышать морским воздухом. Я тоже оказался в отпуске в этих краях. Однажды, гуляя по берегу океана, я встретил твою мать и мы познакомились. Я влюбился с первого взгляда.
Виктория посмотрела на отца. По крайней мере она слушает и даже, кажется, заинтересовалась, с облегчением подумал Виктор и продолжил:
– Мне тогда было двадцать шесть лет, я был молод, горяч, имел степень магистра по экономике и владел двумя иностранными языками. Уже тогда я работал в Министерстве по внешнеэкономическим связям. К тому же как раз перед отпуском мне предложили заняться очень ответственной и секретной работой за границей. Тоща я еще был совершенно свободен и полон честолюбивых планов и, естественно, согласился. Познакомившись с твоей матерью, я готов был бросить все, только чтобы быть с ней, но это было невозможно. Назад пути не было.
Виктор ненадолго замолчал, охваченный воспоминаниями. В его взгляде читалась неподдельная грусть. Виктория поймала себя на том, что ей очень хочется услышать продолжение этой печальной, даже трагической истории, изменившей судьбы ее матери, отца и ее самой еще до рождения.
– Я любил твою маму, Тори, поверь мне. Мы провели вместе две удивительные, волшебные недели. У меня холодело все внутри при мысли, что придется расстаться с любимой женщиной, но выбора не было: все уже было готово к моему внезапному исчезновению. И хуже всего то, что я не мог объяснить, почему покидаю ее… Однажды ночью, когда она крепко спала, я уехал. Могу себе представить, каким потрясением это явилось для нее.
– Когда я была маленькой, – заговорила Виктория, – то часто спрашивала маму, где мой отец. Она отвечала, что он ушел от нас. А когда я спрашивала почему, говорила, что так было нужно. Немного повзрослев, я поняла, что мама очень сильно страдает, хотя старается не показывать этого. Видимо, она думала, что вы ушли потому, что недостаточно любили ее.
– Все не так просто, – печально произнес Виктор. – Я рассчитывал, что вернусь лет через пять, и молился, чтобы, когда мы снова встретимся, Миранда по-прежнему любила меня. Но обстоятельства сложились так, что уехать я не мог, от этого зависела не только моя собственная безопасность, но и безопасность других людей. Ни написать, ни позвонить, ни как-то сообщить ей о себе я тоже, как ты понимаешь, не мог. К тому же этим я мог навлечь серьезную опасность и на нее. Я даже не знал, что у меня есть дочь, и только недавно мне стало известно об этом.
– Вы правда ничего не знали обо мне?
– Нет. Если бы я знал… – Виктор тяжело вздохнул и замолчал.
– А теперь вы свободны от своей работы?
– Да. Я уже в отставке.
Виктория получила ответы на все мучившие ее вопросы, но облегчения это ей не принесло. Ощущение пустоты и боли внутри не проходило.
– До меня только сейчас дошло, – вдруг сказала она. – Ведь мама назвала меня в вашу честь, верно?
Кинсли улыбнулся одними уголками губ.
– Видимо, да, хотя я еще не успел спросить об этом Миранду.
– Это лишний раз подтверждает, как сильно мама любила вас и надеялась на ваше возвращение, по крайней мере в первое время.
Он молчал, не зная, что сказать. В наступившей тишине был слышен лишь шум прибоя да крики чаек.
– Могу я попросить об одном одолжении? – спросил Виктор. – Мне бы хотелось еще немного побыть здесь, чтобы мы с Мирандой могли заново узнать друг друга.
– А мама этого хочет?
– Я надеюсь, что она согласится на мое предложение.
– Думаю, что согласится. Она до сих пор любит вас. Конечно, оставайтесь. Какое я имею право запретить маме делать то, что она хочет?
– А ты сама, Тори? Ты хочешь, чтобы я остался?
Она пожала плечами.
– Не знаю. Я еще не разобралась. Я выросла без отца и не думаю, что ваше внезапное появление изменит что-то в моей жизни.
Поздно ночью Фред открыл дверь в комнату Виктории. Она лежала на кровати и читала какое-то письмо. Шелковая бирюзовая сорочка едва доходила до середины бедра, открывая длинные стройные ноги. Она казалась спокойной, очень красивой и… неприступной.
– Что ты читаешь в такой час? – поинтересовался он, хотя намеревался спросить совсем о другом: почему она здесь, а не в его спальне, не в его постели. Но, увидев ее, он как-то разом оробел, как-то вдруг испугался, что услышит ответ, который ему не понравится.
Едва Фред вошел в комнату, как по спине Виктории пробежала сладостная дрожь желания, но, не подав виду, она спокойно отложила в сторону бумагу и подняла глаза.
– Это письмо от издателей журнала «Новые веяния». Они собираются написать статью об Эллиот-мэноре и просят дать им интервью.
– Ты согласишься?